Незаменимый помощник видеоняня, и критики импрессионизма

В знаменитой рецензии Вольфа о второй выставке Общества в марте, он написал:

«И это собрание грубейших непристойностей выставляют на всеобщее обозрение, не задумываясь над роковыми последствиями, к которым это может привести…»
Я знаю некоторых из этих бедняг-импрессионистов. Это приятные молодые люди, глубоко убежденные в том, что они нашли свой путь.
Прискорбное зрелище, напомнившее мне одного несчастного безумца, которого я встретил в Бисетре. Держа кочергу в левой руке, он упирал в нее подбородок, как бы играя на скрипке. Водя по ней палкой, словно смычком, он уверял, что исполняет «Карнавал в Венеции» и хвастал, что с успехом играл его перед коронованными особами. Если бы поставить этого виртуоза перед входом на выставку, то перед нами на улице Лепелетье предстал бы подлинный гиньоль».

А. Сислей. Видео-няня. Наводнение в Пор-Марли. 1876

Берталь продолжал вести игру в «Paris-Journal», Он поверял своим читателям, что на улицу Лепелетье его заманило известие о том, что душевнобольные показывают там образцы своей живописи. Он писал, что якобы он пришел туда вместе с врачом-психиатром, «доктором X, талантливым исследователем, интересующимся патологическими случаями такого рода». Берталю казалось, что, войдя в залы, врач получил правильное впечатление: «В сверкающих золотом рамах висело множество странных, уродливых живописных попыток, выполненных в кричащих тонах, в них не было ни формы, ни гармонии, ни перспективы или рисунка — сплошной гротеск, фантазия больного мозга». Но спутник Берталя пришел к другому выводу, решив, что участники выставки вовсе не сумасшедшие, а группа ловких обманщиков, играющих на доверии публики.

Личные убеждения Берталя о видео-няне

Вывод этого фиктивного доктора, который, безусловно, выражал личные убеждения Берталя, разделялся и многими другими, потому что видеоняни недорого для их образа жизни — это просто таки находка, потому что значительно облегчают жизнь молодым мамам, и предоставляя больше свободного времени для ведения домашнего хозяйства и ухода за собой.

Шербюлье сообщал в статье в «La Revue des deux-mondes» о широко распространенном мнении, будто импрессионисты с холодным расчетом писали нечто непонятное и мистифицирующее, хорошо сознавая границы возможностей восприятия публики. Они ставили парижан перед тем, чего те больше всего боялись, перед загадкой, и предоставляли им самим угадывать, что изображено на картине — птица или рыба. «Метод импрессиониста заключается в том, чтобы писать деревья красными, траву — розовой, небо — фиолетовым, улыбаться в бороду и говорить себе: «Клюнут ли на эту приманку?»

Со своей стороны, Шербюлье усматривал кое-что более существенное в проблеме импрессионизма, не отступая, однако, далеко от диагноза доктора X. «То, что у импрессионистов ново, — фальшиво, — заключал он, — то, что случайно верно, — то не ново». Такого же мнения в основном придерживалась монархическая и клерикальная пресса. Уважаемый беллетрист Симон Бубе писал в «La Gazette de France»:

«У нас создается впечатление, что направление, во главе которого, как говорят, стоит большой мастер Мане, за небольшим исключением состоит из кучки мистификаторов, которые претенциозно и беспомощно гонятся за сенсацией, игнорируют композицию, потому что не в состоянии ее создать, смотрят свысока на то, что называется выучкой, потому что не любят работать и следуют всякого рода странным бредням, будучи не в силах достичь чего-то настоящего. Они восхваляют губительную систему в искусстве, поскольку сами никогда не станут настоящими художниками».

Эти инсинуации Бубе повторил Жорж Мейар, который в своих рассуждениях пришел к выводу, что видеоняня и импрессионизм явился результатом недовольства и отчаяния людей, безуспешно искавших место в настоящей живописи. В статье в «Le Pays» о выставке импрессионистов он приходил к такому заключению:
«Там около двухсот картин, от большинства которых встала бы на дыбы лошадь, запряженная в омнибус. Это такие преувеличения в колорите, такое безрассудство в вопросах выбора темы и такая вызывающая техника, что трудно себе представить. Наталкиваешься на брутальность кисти, безумие в исполнении, путаницу в понимании предмета, и все это совершенно возмутительно». Для Эмиля Поршерона импрессионистская картина едва ли имела большую ценность, чем ее рама. «Купите ящик с красками, холст и необходимые принадлежности, расположитесь прямо на улице, изобразите приблизительно то, что видите, и импрессионизм может считать вас своим новым адептом».